Сергей Радин - Зеркало богов [СИ]

Пролог

— Почему вы до сих пор не удосужились прилепить к нему хоть одну камеру? — резко сказала молодая женщина и сузила глаза — так, будто ждала, что собеседник немедленно бросится выполнять замаскированный приказ.

Полутёмное помещение, освещённое лишь работающими мониторами и лампами над клавиатурой, выглядело безграничным. В углу сидели двое.

— У него звериная чувствительность — даже в таком состоянии, — ответил широкоплечий мужчина, продолжая холодно и не мигая смотреть на экран. — В последний раз, когда мы это сделали, он выдрал из рубахи лоскут с датчиком и укрепил его в унитазе. Изнутри... Не побрезговал... Мы и сейчас можем позволить себе следить за ним лишь потому, что в этом баре навалом отслеживающей аппаратуры. Среди всей техники частный «глаз» ему не учуять.

— Имплантировать микроскопический чип через кожу или подсунуть в еду...

Мужчина всё-таки развернулся к ней лицом, но смотрел не скептически — снисходительно. Эту снисходительность он налепил поверх жестковато-равнодушной профессиональности и постарался, чтобы новая маска выглядела как можно больше наигранней. Снисходительным он уж точно никогда не был.

— Вы человек новый в нашем деле (чувств она ещё скрывать не умела: её передёрнуло от его откровенно прямой констатации факта), поэтому, забыв о прошлом нашего героя, вы исходите лишь из его сегодняшнего вида. На экране вы видите заплывший жиром, грязный, опустившийся на самое дно обломок рода человеческого, который пьёт, жрёт, чавкая и рыгая при этом, а заодно время от времени провозглашает хвалу жизни и Вселенной. Он плюнул на себя и на свою жизнь в роскошных апартаментах. Он наслаждается жизнью, похрюкивая в самой грязной луже, которую нашёл. Но! Как поэтически выразился один из моих сотрудников: оборванный электрический провод вдвойне опасен, чем нормально функционирующий, поскольку прячется за ширмой никчемности.

— Но он пьёт второй год по земному времяисчислению, — стояла на своём женщина. — Он не просто оброс жиром — он распух от слоёв жира!

— Мадам, как вы полагаете, почему наш хозяин настаивает, чтобы именно Мангуст выполнил его задание?

Женщина отвернулась от собеседника, но её бормотание прозвучало отчётливо: «Потому что наш хозяин — осёл. Был, есть и будет...» Мужчина усмехнулся.

— Вам недостаёт лояльности к своему... — Вот уже дня три они исподтишка дразнили друг друга, не договаривая вслух то, что раздражало и доводило до ярости, но, как ни странно, и сближало. И сейчас он намеренно якобы спохватился. Отсчитал секунды к той паузе, вместо которой должно было прозвучать слово «любовник», и закончил: — ... к нашему хозяину. Если он говорит, что только Мангуст в состоянии достать ему некий предмет — значит, хозяин в этом уверен. Ваше же сомнение в объекте говорит лишь о том, что вы недостаточно внимательно прочитали его досье.

На экране объект слежки попытался встать со стула и грохнулся бесформенной тушей на пол. Из-под обмякшего тела брызнула лужа — смесь вина и блевотины на грязной воде, которой руководство бара пыталось освежить помещение. Собутыльники, сидевшие по обе стороны от щедрого выпивохи, сползли со своих стульев и начали тянуть дружка на место. Женщина даже не рассмеялась, а брезгливо скривилась, когда уже все трое дружно шлёпнулись в кучу малу. Подбежал официант, углядевший беспорядок. Ворча, взгромоздил вокруг стола каждого из упавших и снова убежал на зов от соседнего столика. Толстяк, которого начальник разведки назвал Мангустом, сидел, привалившись к стене, и бессмысленно хихикал — или ухмылялся? Его нестриженая, кажется, чёрная борода торчала космами и смешивалась с сальными прядями волос примерно той же длины, что и борода. «Мангуст! — неприязненно подумала женщина. — Какой он мангуст — пьяный разжиревший кролик... Красноглазый...»

— Если вы уберёте со своего очаровательного личика неприятное выражение брезгливости, — сказал начальник разведки, — и взглянете на другие экраны, то я познакомлю вас с нашими конкурентами. Они, подобно мне и нашему хозяину, не верят в полную деградацию Мангуста. Итак, экран слева. Двое господ в сером. Это киллеры барона Ди Гранда. Сидят здесь с момента появления Мангуста в данном местечке. То есть третий месяц... Экран наверху. Этот прибыл сегодня. В его задачу тоже входит физическое уничтожение Мангуста. Боюсь, эти господа скоро образуют своего рода коалицию. Их хозяева до сих пор не смирились с потерей драгоценных раритетов, украденных Мангустом. Однако киллеры, и те, и другие, боятся подступиться к своей будущей жертве. Может, вскоре осмелеют — конечно, объединившись?.. Экран справа. Банда белых воротничков. Всё надеются уговорить нашего героя принять заказ от своего хозяина. Раньше Мангуст любил дела, связанные с промышленным шпионажем. Теперь ему всё до лампочки... Красотка под правым экраном — агентесса с Вельда. Её цель — завербовать, но чего ради — выяснить пока не удалось. Итого, на сегодня ситуация такова: две стороны рассчитывают убить Мангуста, две — нанять. Раньше претендующих на его внимание было больше.

— Три — нанять, — рассеянно сказала женщина, постукивая сенсорным карандашом по костяшкам своего кулачка. — Мы тоже наниматели, и на наше предложение он согласится.

— Оттуда такая уверенность?

— Большинство дел, за которые он брался в недавнем прошлом, имеют некий отпечаток мистики: это может быть легенда вокруг объекта, определённый миф. Наше поручение стопроцентно мифично, как в старой доброй сказке: пойди туда — не знаю куда; принеси то — неизвестно что. И потом. Если он повсюду прославляет жизнь, искомый предмет уже одним своим названием не может не заинтриговать такого авантюриста, как он. Если в нём этот авантюризм не остыл.

— А поскольку вы лично берётесь уговорить его...

Начальник разведки крупной корпорации, вообще-то, не привык, чтобы его перебивали. Но женщина всё так же задумчиво — она, видимо, уже составила план и прикидывала с чего начать, — перебила его, кажется, даже не заметив:

— Он наливается спиртом и наркотиками здесь. Ходит в два клуба посмотреть на бои. Ездит на мотодром в дни так называемых смертельных гонок. Хлеба и зрелищ? А если и зрелище, то оно должно быть с мясом и кровью... Гимн жизни... Странно. В досье нет ничего, что бы указало на причину его ухода из активной деятельности. Почему же он ушёл из своего бизнеса? Ведь раньше ему нравилось играть с огнём. Что произошло два года назад?

— Что бы ни произошло, вокруг него до сих пор умирают, — мягко сказал мужчина. Человек, задающий правильные вопросы, всегда вызывал у него симпатию. Он мог даже забыть, что этот человек попал в его отдел, пройдя через постель непосредственного хозяина. В конце концов, карьерные убеждения он тоже уважал. Единственное слегка беспокоило его: в кадровых списках отдела женщина не значилась: она пришла с рекомендацией, больше похожей на скрытый приказ. А начальник разведки не любил неопределённости. За своё место он не боялся: новичку, его смене, пришлось бы потратить не менее года, чтобы только вникнуть во все дела и структуры ведомства.

Между тем объект слежки продолжал ухмыляться с экрана. Но ухмылялся он как-то странно: будто нацепил на губы подобие улыбки, да и забыл об этом, и лицевые мускулы уже не держали заданную мимику... Мужчина машинально увеличил изображение на экране.

Глаза Мангуста и в самом деле налились кровью, но сейчас, когда он, кажется, задумался или впал в прострацию, они влажно мерцали искусственными огнями ночного бара...

Женщина вдруг поймала себя на том, что она всё ближе и ближе наклоняется к экрану. Глаза распухшего от бесконечного пьянства человека, глаза, которые казались чужеродными на одутловатом, болезненно-жёлтом лице, притягивали даже на расстоянии. В них чувствовалась страшная сила бездонной пропасти. Эти глаза могли принадлежать скорбящему Иисусу или убийце, глубоко уверенному, что он имеет право.

Чтобы что-то сделать, надо убедить себя: есть определённая необходимость в действии. Глаза Мангуста напрочь отрицали даже возможность договориться с ним. Но, взглянув в эти глаза, женщина уже не могла удержаться от соблазна поговорить с ним. Что-то теперь её беспокоило. И она знала: пока не встретится с Мангустом, тревоги своей ей не заглушить.

Начальник разведки искоса взглянул на женщину, и уголок его рта приподнялся в почти незаметной ухмылке.

... По бару сновали полуголые официантки. На маленькой сцене певице, чьё тело полностью просвечивало сквозь драные тряпки, называемые концертным платьем, помогали бэк-вокалом и танцами девчонки в бикини. «Весёлые» девушки только номинально прикрылись лоскутами, подчёркивающими похотливые изгибы тела. Редкие женщины из низшего состава космических экипажей болтались по залу в полурасстёгнутой до пупка форме.

Шедшая по залу цыганка подметала длинными юбками пол и оставляла за собой шлейф ошарашенного молчания. Одежда закрывала её полностью, но при этом плотно облепляла тело, создавая впечатление струйного движения. Она шла впереди целой группы людей, одетых в традиционные для космических бродяг одежды. Шла впереди — и отдельно от них. Чёрные косы позвякивающими от металлических украшений змеями спускались — одна по груди, другая за спиной — ниже бёдер, стянутых шёлковой шалью. Шла она молча, предоставляя остальным представительницам своего племени грубо хохотать и визгливо щебетать, отщипывая толику внимания от того почтения, которое кружило вокруг неё с момента появления в баре.